Автор: Тарас Борозенец
Другой же из учеников Его сказал Ему: Господи! позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: иди за Мною, и предоставь мертвым погребать своих мертвецов.
(Мф 8:21-22)
22 марта 2013 г. в пятницу первой седмицы Великого Поста в Киеве в Российском центре науки и культуры состоялась международная конференция «Цивилизационный выбор и философско-религиозные традиции» вместе с презентацией полного собрания сочинений Григория Савича Сковороды на русском языке[1]. Мероприятия были проведены в рамках празднования 1025-ти летнего юбилея Крещения Руси и 290-та лет со дня рождения Сковороды. В форуме приняли участие ведущие исследователи творчества философа из России и Украины.
В ходе работы снова были актуализированы учение и жизненный путь Григория Савича не только в контексте истории христианства на Руси и мировоззренческих поисков прошлого, но также морально-этических, религиозных, социально-политических вызовов и поисков современности. Участники акцентировали внимание на ряде существенных аспектов творческого наследия отечественного философа. В частности отмечалось его бегство от мира, выражающееся в радикальном неприятии схоластики, церковного и государственного официоза, творческом переосмыслении традиционного православного богословия, культовой практики и духовно-аскетической жизни. Подчеркивался принципиально персоналистский и экзистенциальный характер жизненной позиции философа, его протест против любых форм угнетения и ограничения свободы личности. Позитивно оценивался осуществленный Сковородой сплав ценностей античности, иудаизма, христианства, славянства и великой культуры Западной Европы. Отмечался уникальный синтез индивидуализма и универсализма в жизненном и творческом подвиге мыслителя, его сверхнациональный, сверхцивилизационный, вселенский, космополитический масштаб.
Таким образом, напрашивался вывод, что Григорий Сковорода выдающаяся личность не только отечественной, но даже планетарной величины; его путь назидателен не только для исследователей, но и для всех нас, особенно если учесть, что современность ‑ это время глубочайшего кризиса старых цивилизаций, культур и формирования культуры и социума совершенно нового, революционного типа. Именно примером оппозиционера Сковороды должны вдохновляться все мы для построения новой глобальной цивилизации. Ведь путь ориентации на многовековые исторические традиции – это путь назад, в прошлое, которое полностью исчерпало и дискредитировало себя. Ожидание возрождения от возврата в прошлое, каким бы оно нам не представлялось, иллюзорно, бесперспективно и утопично. В общем, под влиянием всех хвалебных и восторженных речей так и хотелось сказать: «Сковорода – наше все и вперед к Сковороде!»
Действительно, творческий и жизненный путь Григория Савича Сковороды чрезвычайно значителен и важен для всей истории не только отечественной мысли, но и культуры в целом. Поэтому рассмотрение наследия мыслителя не может ограничиваться лишь философским аспектом, но должно также учитывать социальный (национальный, цивилизационный) и богословский аспекты. В своих размышлениях мы постараемся руководствоваться православным вероучением и духовной практикой. Ибо, по нашему глубочайшему убеждению, единственно только православное богословие как выражение Богооткровенной Христовой Истины является абсолютным критерием и мерилом для адекватной и объективной оценки любых исторических явлений и личностей. Необходимо исходить из правды Божией, изложенной в вероучении Православной Церкви, и не соблазняться тем фактом, что Сковорода ‑ наш земляк и соотечественник.
Философский аспект
Григория Сковороду по праву называют русским Сократом. Он действительно стоит у истоков русской философской мысли. Он ее родоначальник.[2] Но хороша ли эта мысль сама по себе, хотя она и наша? Хорош ли Сковорода, хотя он и наш?
Через столетие после Сковороды Фридрих Ницше говорил о демоне Сократа – родоначальнике абстрактно-отвлеченной рационалистической философии, которая в итоге разрушила, растлила изнутри сначала античную, а затем и всю западную культуру, привела ее к декадансу – неисцелимому, смертоносному упадку и загниванию. Ему вторил Освальд Шпенглер, диагностируя закат Европы. Не подобную ли роль сыграл для нашей мысли и культуры Сковорода, когда впервые в нашей истории создал оригинальный, самодостаточный философский дискурс и образ жизни, альтернативный исконно-традиционному православному образу жизни и мысли?
Согласно философу, сущее представляет собой совокупность трех миров – Бога, природы и Библии. Бог есть тождество, единство, рай, жизнь, истина, бытие, бесконечность, вечная невидимая натура (сущность) двух прочих миров, объемлющий их великий мир.[3] Таким образом, Бог мыслиться философом как единственное, абсолютное, всеобъемлющее, самодостаточное и самодовлеющее бытие или реальность сама по себе. Природа и Библия суть два малых мира, существующие всецело благодаря Богу, Им и в Нем. Сами по себе они не существуют и составляют принципиально относительное сущее, которое по выражениям Сковороды, есть пекло, смерть, тень, тление, ничто, ложь в сопоставлении с Богом[4]; природа и Библия суть не более чем иллюзия, некая видимая псевдореальность, не имеющая своей собственной сущности[5]. Все содержание мира и Библии заключается лишь в том, чтобы указывать на Бога[6], они суть несовершенные, множественные, видимые, иносказательные символы-знаки-фигуры-образы иного истинного мира, своей невидимой сущности – Бога.[7]
В этом проявляется антисимволизм или антифигуративизм Григория Сковороды[8], противоречащий традиционному энергийно-иконическому символизмуПравославия. Целиком следуя методологическому подходу Филона Александрийского, мыслитель рассматривает символ как аллегорию или иносказание, то есть как внешний по отношению к обозначаемому и отделенный от него знак. Тем самым разрывается присущая символу органическая целостность формы и содержания,обозначающего и обозначаемого, их живая иерархическая взаимосвязь. Такой оторванный от реальности символ с легкостью объявляется ложным и не нужным. Однако, истинный символ ‑ не внешнее иносказание, но непосредственное явление; он не указывает, но выражает. По своей природе символ есть воплощение сущностной энергии вещи в инобытии. Библия принципиально символична. Однако, Библейская символика – это не аллегория, но живое Слово живого Бога, предельно адекватно воплощенное в тварном человеческом языке боговдохновенных Пророков и Апостолов. «Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евр. 4:12).
В связи с ложно понятым символизмом смысл жизни человека для Сковороды заключается в бегстве от видимого, ложного и тленного мира (природы и Библии) к миру невидимому, истинному и вечному (Богу). Гарантией возможности этого является Промысл, понимаемый Сковородой как господствующая надо всем необходимость Божественной невидимой натуры.[9] Здесь наблюдается явное типологическое сходство учения Сковороды с античными концепциями Платона, неоплатоников, стоиков, гностиков. Еще в большей мере его учение напоминает индийский брахманизм и/или китайский даосизм.
Мышление Сковороды достаточно последовательно в логическом отношении. Из понимания Бога как единой невидимой сущности всего следует вывод о принципиальной призрачности всей видимой реальности и центральной, определяющей роли человеческого индивидуума. Пантеистическая деперсонализация Бога прямо приводит к гуманистическому эзотерическому антропоцентризму, индивидуализму и субъективизму, которые ведут к универсализму и космополитизму. В итоге безличный Бог должен уступить Свое место человеческому философствующему индивидууму, который, по сути, возвеличивается до универсальных масштабов.
Отличительной особенностью философии Сковороды является ее «библейский» характер.[10] Мыслитель вычитывает свое пантеистическое понимание действительности из Священного Писания путем его произвольной эзотеризации и переинтерпретации или, как сегодня модно говорить, деконструкции. В связи с этим Григорий Савич может по праву считаться предтечей деконструктивистского типа мышления постмодернизма. В свое время он делал то же самое, что сегодня делают постмодернисты, ‑ разрушал авторитетное богословское предание Православия путем деконструкции традиционных значений и смыслов – их смешения, манипуляций, подмен. Субъективно-индивидуалистический, антитрадиционный подход к интерпретации библейского текста у Сковороды несет на себе явный отпечаток влияния идей светского Ренессанса и протестантской Реформации. В этом плане он ‑ возрожденческий и протестантствующий мыслитель.
С историко-философской точки зрения мысль философа не замыкается рамками западной культуры, но также включает в себя исконные идеи древневосточного миросозерцания. Его пантеистическая философия содержательно укоренена и разворачивается в рамках древнеиндийской, древнекитайской и древнегреческой диалектики и всецело ими определяется. Это не эволюционный пантеизм ХIХ в., с которым мы встречаемся, например, в творчестве Шеллинга и Гегеля. Философия Григория Савича носит содержательно синтетический характер, сложилась под непосредственным влиянием античного платонизма, неоплатонизма, стоицизма, западноевропейского Возрождения, Реформации, мистицизма, культуры Барокко, в сознательном противостоянии, с одной стороны, просвещенческому рационализму, эмпиризму и сциентизму, с другой, традиционной религиозной ортодоксии. Сложное переплетение влияний, заимствований и созвучий также нашло свое выражение в оригинальном синкретическом языке произведений философа.[11]
Как видим, в своей онтологии Григорий Сковорода – эссенциалист и монист, в теологии – метафизический пантеист и гностик, в космологии и библейской герменевтике – релятивист, нигилист, эзотерик и субъективист, в антропологии и социологии – радикальный индивидуалист, эскапист, универсалист и космополит. Историко-философский анализ приводит к выводу об отсутствии в учении Григория Савича каких-либо новых идей. Содержание его философии всецело заимствовано из других источников. Однако уникален сам сплав заимствованных идей, а также их филологическая воплощенность. Философия Сковороды оригинальна не по содержанию, но по форме.
Социальный аспект
Можно ли на основании творческого наследия и жизненного примера Григория Сковороды успешно заниматься социальным строительством? Есть ли у него для этого потенциал? По нашему мнению, абсолютно нет.
Сковорода исповедует радикальный индивидуализм, диалектически переходящий в свою противоположность – радикальный универсализм, подобно тому как гегелевское чистое бытие переходит в небытие. Как самодостаточный индивидуалист Григорий Савич ниже и до всяких социальных отношений, всяких социальных объединений, как универсалист он их выше. Он – всечеловек, который существует вне семьи, этноса, нации, государства, цивилизации; который в принципе избегает всякой социально-значимой деятельности, отказываясь от долга и ответственности перед обществом. «Мир ловил меня, но не поймал» ‑ гласит знаменитая эпитафия на могиле философа. В связи с этим по идейному содержанию и направленности его творчество и образ жизни бессмысленно относить к какой-либо национальной культуре или цивилизации. Он ‑ не русский и не украинец, поскольку не болеет их этно-национальными интересами и заботами; не западник и не славянофил, поскольку ставит себя вне всяких цивилизационных ориентаций внутри человечества.[12] Позиция Сковороды бесполезна, вредна и разрушительна как для цивилизационного, так и национально-государственного типов развития; противоречит как русской, так и украинской идее, как бы они не понимались. Следование за Сковородой, подражание ему может привести нашу отечественную культуру лишь к деградации, развалу и уничтожению. Чем больше в обществе таких людей как Сковорода, тем раздробленнее, слабее и неустойчивее такое общество.
Поэтому пример мыслителя чрезвычайно выгоден всем врагам нашего культурного, государственного и цивилизационного развития и стабильности – масонам, либералам, глобалистам, мондиалистам, идеологам теории золотого миллиарда, всем творцам нового мирового порядка, которые как раз строят его по жесткому этно-религиозному и тоталитарно-иерерархическому принципу. Для малой группы власть имущих – все, для остальных – ничего. Индивидуализм и космополитизм уводит человека в мир приватной эзотерической духовности, обессмысливают для него всякую социальную проблематику и активность. Тем самым они разъедают общество изнутри, атомизируют и дезинтегрируют его, превращают в объект манипуляции для глобалистских структур мирового правительства, которое становится абсолютным монополистом в мировом политическом пространстве. Сегодня осуществляется проект глобального плавильного котла, в котором растворяются и исчезают все традиционные ценности, религии, культуры. И для творцов нового мирового порядка как нельзя кстати тот идейный и филологический сплав, который осуществил Григорий Савич Сковорода в своем творчестве, тот образец поведения, явленный нам более двух веков назад.
Богословский аспект
Как известно Григорий Сковорода от рождения и до самой своей смерти официально был членом Православной Церкви. Получил прекрасное академическое богословское образование и некоторое времяпреподавал богословские дисциплины. Открыто связи с Церковью никогда не порывал. Однако является ли он православным не только формально, но и по своим убеждениям, своей вере? К сожалению, нет. При всем изобилии библейских, святоотческих, христианских цитат, образов и коннотаций в творчестве мыслителя, его мировоззрение, по сути, является ни православным, ни христианским, ни даже теистическим и в целом может быть определено как языческий пантеизм или платонизированный гностицизм.
Как известно, философ создал свое оригинальное учение, соединяя идеи и ценности античной, христианской и нововременной культур. В религиозном плане это вылилось в сплав древневосточного и античного язычества, гностицизма, Библии, отцов Церкви, возрожденческого гуманизма, протестантизма, просвещенческого критицизма, масонства и немецкого мистицизма.[13]Однако история со всей очевидностью свидетельствует: попытки соединить христианство с любыми нехристианскими традициями, отыскать некую общую основу для всех мировоззрений, создать некий высший синтез всего со всем, открыть, наконец, некую универсальную всеединую мудрость всегда приводили к отходу от христианства, его обмирщению и подмене язычеством будьто космоцентрического, антропоцентрического или нигилистического толка. Так было с Оригеном, так было с Николаем Кузанским, так было со Сковородой, так произошло и с философией всеединства родственника и последователя Григория Савича ‑Владимира Соловьева. В творчестве Сковороды произошло выхолащивание и подмена Православия язычеством преимущественно древневосточного и античного космоцентрического типа с элементами возрожденческого и нововременного антропоцентризма. В итоге получилась концепция языческая по сути и мимикрирующая под христианствопо форме.
Бог для мыслителя ‑ не Троица Божественных Ипостасей, не трансцендентный Творец неба и земли, всего видимого и невидимого, но безликая невидимая имманентная сущность видимого мира. Это абстрактный Бог философов и ученых, а не живой христианский Бог Авраама, Исаака, Иакова. Мысль святых отцов при постижении Бога двигалась от трех уникальных Божественных ипостасей, явленных в Откровении, к общей для Них сущности. Западная схоластика вслед за блаж. Августином осмысляла тайну Троицы, переходя от единой сущности к персонам как уникальным отношениям внутри нее. Сковорода же в своем понимании Бога также начинает с сущности, но ею и ограничивается.
Такие кардинальные для христианства концепции как триадология, креатология, провиденциализм, сотериология, христология, экклесиология, сакраментология, эсхатология в его учении фактически отсутствуют. Не уделяет он существенного внимания и аскетической борьбе с грехом и стяжанию благодати Божией.
Впечатляющий личный аскетизм Григория Савича[14] в силу его пантеистических убеждений скорее имеет не христианский, но языческий характер, по типу аскетизма неоплатоников и гностиков, которые, как известно, так же отличались чрезвычайным самоограничением и умерщвлением тела, превосходя в этом многих христианских подвижников.[15]Для того чтобы соединится с Богом как невидимой натурой сущего не нужна благодать, для этого достаточно усилий самого человека. Поэтому и православное богослужение Сковорода воспринимает лишь каквнешниеобряды, не существенные для спасення человека, попросту не замечая таинственно-благодатной природыслужбы Божией.Так пантеизм в теологии закономерно приводит к пелагианству в антропологии, аскетике, сакраментологии и сотериологии.
Библия для Сковороды ‑ не слово личного Бога, обращенное к каждой человеческой личности, но лишь особый символический мир, эзотерически указующий на единую Божественную сущность всего и требующий свободного и критического истолкования со стороны человеческого индивидуума. При истолковании Писания человек должен руководствоваться не соборным разумом Церкви, не ее Богодухновенным, апостольским и святоотеческим Преданием, но исключительно своим индивидуально-субъективным мистическим опытом, который таким образом превращается в мерило истины.[16]
Григорий Савич прямо противопоставляет Закон Божий и Предание Церкви, по протестантски объявляя последнее временным и ложным[17]. В этом плане его позиция созвучна популярному сегодня убеждению о ненужности Церкви, ее учения и практики для общения с Богом, ведь Он – не в Церкви, а в душе каждого человека, поэтому и верить нужно в душе, а не в Церкви. Церковь здесь не нужна и может только мешать. Таким образом, в творчестве мыслителя мистически окрашенный индивидуализм предпочитается церковной соборности и даже становится на ее место.[18]
Сегодня Григория Сковороду часто называют философом свободы[19]. О какой же свободе идет речь? Для христиан свобода, по глубокому определению блаж. Августина, ‑ это рабство Богу, воля Которого предельно адекватно открыта в церковном учении.[20] Сковорода предлагает свободу от Предания, от Церкви, а значит и от Христа как ее Главы. Свобода мыслителя – это свобода для себя в отрыве от Церкви, свобода как произвол, гордыня и ересь; свобода как рабство греху и князю мира сего.[21]
Поэтому не удивительно, что богословие Сковороды сегодня вызывает восхищение и поддержку со стороны религиозных либералов, экуменистов, адогматистов, эзотериков, спиритуалистов, индивидуалистов, масонов, агностиков и атеистов, представителей движения NewAge и прочих антиправославных направлений.
Очевидно, что в свете православной догматики мировоззрение Григория Сковороды глубоко еретично по своему содержанию, и значит не спасительно. Как известно философ считал свое учение истинным и до конца своих дней остался ему верен, не отрекшись от него даже на смертном одре.[22]Неправославность учения Сковороды еще раз приводит к выводу о его неактуальности для нашего социального и культурного развития. Ведь все, что противопоставляет себя Истине, явленной в Православной Церкви, отделяет от Бога и потому исторически бесперспективно.[23]
Церковь устами своих святых неложно свидетельствует: наше время – время предапокалиптическое. Сегодня, как и всегда, главное ‑встретить и верно следовать за Богочеловеком Иисусом Христом, не идя ни на какие компромиссы с лежащим во зле миром. Не уповать ни на себя, ни на общественный прогресс и создание новой цивилизации, но ‑ на единого Господа. От этого напрямую зависит наше спасение и обожение.
[1]См.: Сковорода Григорий Полное собрание сочинений в 2-х т. / Пер. на русский язык Р. Киселева под ред. С. Йосипенко. – К.: Богуславкнига, 2012.
[2]«Впервые в России пробуждается разум философский как отдельная способность, вызываемая к жизни усложнением условий и нашего национального бытия, и необычайной, все растущей сложностью истории всемирной…. В лице Сковороды происходит рождение философского разума в России; и в этом первом лепете звучат новые, незнакомые Европе ноты, объявляется определенная вражда рационализму, закладываются основы совершенно иного самоопределения философского разума» (Эрн В. Григорий СаввичСковорода. Жизнь и учение. Заключение. Сковорода и последующая русская мысль).
[3]«Весь мир состоит из двух натур: одна ‑ видимая, другая ‑ невидимая.Видимая натура называется тварь, а невидимая ‑ Бог. Сия невидимая натура, или Бог, всю тварь проницает и содержит; везде и всегда был, есть и будет. Например, тело человеческое видно, но проницающий и содержащий тело ум не виден.По сей причине у древних Бог назывался ум всемирный. Ему ж у них были разные имена, например: натура, бытие вещей, вечность, время, судьба, необходимость, фортуна и пр.А у христиан знатнейшие ему имена следующие: дух, Господь, царь, отец, ум, истина. Последние два имени кажутся свойственнее прочих, потому что ум вовсе не веществен, а истина вечным своим пребыванием совсем противна непостоянному веществу… Что касается видимой натуры, то ей также не одно имя, например: вещество, или материя, земля, плоть, тень и пр.» (Сковорода Г.С. Начальная дверь к христианскому добронравию. Глава 1. О Боге).
[4]«Вся же тварь есть ложь непостоянная и обманчивая, и вся тварь есть поле следов Божиих. Во всех сих лживых терминах или пределах таится и является, лежит и восстаёт пресветлая истина… Все сие по плоти ничто есть, но по сокровенному в себе естеству сильное. «Дух животворит». Сие чудное начало: в немощах — сила, в тлени — нетление, а в мелочи есть величие. Оно начиная — кончает, а кончая — начинает; рождая — погубляет, погубляя — рождает; противным врачуя противное, и враждебным премудро споспешествуя враждебном… вижу в сем целом мире два мира, один мир составляющие: мир видимый и невидимый, живой и мертвый, целый и сокрушаемый. Сей - риза, а тот - тело, сей ‑ тень, а тот ‑ древо; сей ‑ вещество, а тот ‑ ипостась, то есть основание, содержащее вещественную грязь, так как рисунок держит краску свою… Итак, мир в мире есть то вечность в тлене, жизни и смерти, восстание во сне, свет во тьме, во лжи истина, в плаче радость, в отчаянии надежда… И так всегда все идет в бесконечность. Все исполняющее начало и мир сей, находясь тенью его, границ не имеет. Он всегда и везде при своем начале, как тень при яблоне. В том только разница, что древо жизни стоит и пребывает, а тень умаляется; то преходит, то родится, то исчезает и есть ничто…» (Сковорода Г.С. Икона Алкивиадская (Израильский змий)).
[5]«Верно слово, что Библия ‑ царь и судия израильский и христианский Бог.Но сей Бог наш сначала на еврейский, потом на христианский род бесчисленные и ужасные навел наводнения суеверий.Из суеверий родились вздоры, споры, секты, вражды междоусобные и странные, ручные и словесные войны, младенческие страхи и прочее. Нет желчнее и тверже суеверия и нет дерзновеннее, как бешенство, разожжённое слепым, но ревностным жаром глупого поверия, когда эта ехидна, предпочитая нелепые и недостаточные враки милости и любви и потеряв чувство человеколюбия, гонит своего брата, дыша убийством, и таким образом мнит приносить Богу служение.Этот семиглавый дракон (Библия), изблевая водопады горьких вод, весь шар земной покрыл суеверием. Оно не иное что, как неразумное, но будто Богом осуществленное и защищаемое разумение… Библия есть ложь, и буйство Божие не в том, чтоб лжи нас научала, но только во лжи запечатлела следы и пути, возводящие неприхотливый ум к превысшей истине» (Сковорода Г.С. Икона Алкивиадская (Израильский змий)).
[6]«Но обительный мир касается тварей. Мы в нем, а он в нас обитает. Моисеевский же, символический, тайнообразный мир есть книга. Она ни в чем не затрагивает обительного мира, а только следами собранных от него тварей путеводствует нас к присносущному началу единственно, как магнитная стрела, взирая на вечную твердь его» (Сковорода Г.С. Икона Алкивиадская (Израильский змий)).
[7]«Мир Скворода воспринимает и толкует в категориях платонизирующего символизма, — «он всегда и везде при своем начале, как тень при яблоке»… Тень и след, его любимые образы... Для Сковороды основным было именно это противопоставление двух миров: видимого, чувственного и невидимого, идеального, — временного и вечного...» (Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. Глава «Масонство»).
[9]«Блаженная натура, или дух, весь мир, будто машинистова хитрость часовую на башне машину, в движении содержит и, по примеру попечительного отца, сам бытием есть всякому созданию. Сам одушевляет, кормит, распоряжается, починяет, защищает и посвоей же воле, которая всеобщим законом или уставом зовется, опять в грубую материю, или грязь обращает, а мы тое называем смертью.По сей причине разумная древность сравнила его с математиком или геометром, потому что непрестанно в пропорциях или размерах упражняется, вылепливая разные фигуры, например: травы, деревья, зверей и все прочее; а еврейские мудрецы уподобили его горшечнику.Сей промысел есть общий, потому что касается благоденствия всех тварей» (Сковорода Г.С. Начальная дверь к христианскому добронравию. Глава 3. О промысле общем).
[10]Сковорода пользовался Елизаветинским изданием Библии, которую толковал, руководствуясь мистико-символической герменевтикой Филона Александрийского.
[11]М. Ковалинский в своем жизнеописании Сковороды перечисляет его излюбленных писателей: Плутарх, Филон Александрийский, Цицерон, Гораций, Лукиан, Климент Александрийский, Ориген, Нил, Дионисий Ареопагит, Maксим Исповедник, — «а из новых относительные к сим» (см.: М.И. Ковалинский Жизнь Григория Сковороды, написанная в 1794 году в древнем вкусе). Как видим, патристические влияния смешиваются у Григория Савича с мотивами платонического Ренессанса.
[12]В этом плане трудно согласиться с Владимиром Эрном, который называл Григория Сковороду «тайным отцом славянофильства»(Эрн В. Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение. Заключение. Сковорода и последующая русская мысль).
[13][13]По замечанию о. Георгия Флоровского Сковорода «сам вряд ли состоял когда-либо в масонских ложах, но с масонскими кругами был близок. Во всяком случае, он принадлежит к тому же именно мистическому типу. Всего ближе созвучен он именно с немецкой мистикой XVI-XVII вв., с Валентином Вейгелем больше, чем с Якобом Беме. Вместе с тем у него очень сильны эллинистические мотивы...» (см.: Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. Глава «Масонство»).Отец Василий Зеньковский отмечает близость мистики Сковороды АнгелусуСилезиусу и МейстеруЭкхарту (см.: Зеньковский В.В. История русской философии. Глава II. XVIII век. Перелом в церковном сознании. Философия Г.С. Сковороды).
[14]«Он одевался пристойно, но просто; пищу имел, состоящую из зелий, плодов и молочных приправ, употреблял оную ввечеру, позахождении солнца; мяса и рыбы не вкушал не по суеверию, но по внутреннему своему расположению; для сна отделял он времени своего не более четырех часов в сутки; вставал до зари и, когда позволяла погода, всегда ходил пешком за город прогуливаться на чистый воздух и в сады; всегда весел, бодр, легок, подвижен, воздержан, целомудр, всем доволен, благодушествует» (М.И. КовалинскийЖизнь Григория Сковороды, написанная в 1794 году в прежнем вкусе).
[15]«В образе Сковороды, ‑ отмечает о. Георгий Флоровский, ‑ особенно характерно его странничество, его безбытность («сердце гражданина всемирного»), почти что призрачность. Особенно сильно чувствуется в этом аскетический пафос, собирание мыслей, погашение волений (как ненасытности), уход из «пустоши» этого мира в «сердечные пещеры»… Любопытно, что к монашеству Сковорода относился совершенно отрицательно. «В монашестве, ‑ говорит Ковалинский, ‑ видел он мрачное гнездо спершихся страстей, за неимением исхода себе, задушающих бытие смертоносно и жалостно» (Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. Глава «Масонство»).
[16]«Сковорода всегда с Библией в руках («глава же всем Библия», замечает Ковалинский). Но Библия есть для него именно книга философских притч, символов и эмблем, некий иероглиф бытия. «Мир символичный, сиречь Библия», ‑ говорит сам Сковорода. Об историческом понимании Библии он отзывается резко: «сии исторические христиане, обрядные мудрецы, буквальные богословы». Он ищет «духовного» разумения, видит в Библии руководство духовного самопознания» (см.: Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. Глава «Масонство»).
[17]«Закон Божий пребывает вовеки, а человеческие предания не везде и не всегда.Закон Божий есть райское древо, а предание — тень. Закон Божий есть плод жизни, а предание — листья. Закон Божий есть Божие в человеке сердце, а предание есть смоковный лист, часто покрывающий ехидну» (Сковорода Г.С. Начальная дверь к христианскому добронравию. Глава 8. Закон Божий и предание ‑ разнь).
[18]«Странничество Сковороды в известном смысле было именно его уходом из Церкви, из церковной истории («потенциал сектанта» у Сковороды признавал даже Эрн), и возвращением к «натуре», своего рода пиетический руссоизм. У него была доверенность к природе: «вся экономия во всей природе исправна»» (см.: Прот. Георгий Флоровский Пути русского богословия. Глава «Масонство»).
[19]См., напр.: Попович М. Григорій Сковорода: філософія свободи. — 2-е вид. — К. : Майстерня Білецьких, 2008.
[20]О том, что путь свободы во Христе и Его Церкви был реально возможен в то время свидетельствует красноречивые примеры жизни двух современников Сковороды – святителя Тихона Задонского и преподобного старца ПаисияВеличковского. В отличие от ухода в себя, в свои субъективные мистические переживания и философствование у Сковороды, святые посвящают всю свою жизнь служению Церкви через всегда актуальный возврат к живой традиции отеческого богословия и богомыслия.
[21]«Сковорода за всю свою жизнь не ушел дальше первых ступеней таинственной жизни духа, и не ушел именно потому, что не видел дальнейших ступеней и не мог увидеть по своей умопостигаемой слепоте и по хаотичности своей эмпирической воли, отталкивавшей его от Камня Церкви. Эта слепота и эта хаотичность объективировались в гностицизме его мировоззрения. То он по платоновски унижал «плоть» и «мир», не чувствуя христианской тайны плоти и мира, а то от этого абсолютного дуализма переходил в дурной гностический монизм, сводя зло на добро и теряя окончательно чувство изначальной божественной свободы человека, лежащей в основе космического зла. Так, в колебаниях между абсолютно несоединенными точками зрения его дух, выходя из области первых ступеней и первых прозрений, начинал путаться и плутать, и он застывал в какой-то психической отдаленности от Церкви, логически вовсе ее не обосновывая». (Эрн В. Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение. Раздел XI. Сковорода и Церковь).
[22]«Болезни старостью, погодою, усталостью от пути приблизили его к концу его… всегда почти на ногах еще, часто говаривал с благодушием: «Дух бодр, но тело немощно». Помещик, видя изнеможение его крайнее, предложил ему некоторые обряды для приуготовления к смерти. Он, как Павел-апостол, почитая обряды обрезания ненужными для истинно верующих, ответствовал, подобно как Павел же иудеям обрядствующим. Но, представя себе совесть слабых, немощь верующих и любовь христианскую, исполнил все по уставу обрядному и скончался октября 29 числа, поутру, на рассвете, 1794 года. Перед кончиною завещал предать его погребению на возвышенном месте близ рощи и гумна и следующую сделанную им себе надпись написать: Мир ловил меня, но не поймал» (М.И. КовалинскийЖизнь Григория Сковороды, написанная в 1794 году в прежнем вкусе).
[23]Все вышесказанное не позволяет согласиться с Василием Зеньковским, который считал философию Григория Сковороды высшим выражением развития церковного сознания XVIII в., причем целиком церковно-православной по своему содержанию. «Это есть секуляризация внутрицерковного сознания, идущая без разрыва с Церковью… Сковорода был свободным церковным мыслителем, чувствовавшим себя членом Церкви, но твердо хранившим свободу мысли, всякое же стеснение ищущей мысли казалось ему отпадением от церковной правды… Сковорода от христианства идет к философии, но не уходя от христианства, а лишь вступая на путь свободной мысли» (В.В. Зеньковский История русской философии. Глава II. XVIII век. Перелом в церковном сознании. Философия Г.С. Сковороды).
Комментариев нет:
Отправить комментарий